Обеспечивая современному спектаклю динамичность, он осваивал сценическую машинерию, вводил световую проекцию, отдельные приемы и средства заимствовал у кинематографа - последовательно проводил «электрифи кацию», «индустриализацию» и «кинофикацию» театра. Опыты по исследованию зрелищных потенций сценической площадки, наклонного планшета, новейших фактур и их контрастов следовали один за другим. В центре же внимания - разработка системы строенных элементов как основы оформления, анализ их способности к трансформации, их мобильности при переменах. Живописи как таковой в спектакле нет, используется только реальная окраска предметов - но изобразительно-повествовательная функция декорации сохранена. При таком подходе оформление становится лаконичным, а пластический строй стремится к геометризму. Путь Акимова оказался результативным. В пародийно-полемическом по своей интерпретации «Гамлете» (1932) каждая из картин давала художественно убедительную экспозицию места и времени действия. В драмо Ф. Раскольиикова «Робеспьер» (1931) макеты на первом плане в сочетании с плоскими и лепными деталями на фоне черного бархата создавали иллюзию глубокого пространства. Рабочие эскизы к этому спектаклю чудом сохранились - маленькие, скромные. Один - ровные ряды голов па черном фоне - вряд ли взволнует зрителя... Но ведь он не более, чем след интереснейшего замысла: в огромном зале Коивсита неотвратимо, как рок, встают со своих мест депутаты, голосуя за казнь Робеспьера,- это медленно вздымается, создавая поразительный по театральной иллюзорности эффект, огромная рама, обтянутая черным бархатом и усаженная скульптурными головами-куклами... В историко-революционных спектаклях «Бронепоезд 14-69» Вс. Иванова (1927), «Разлом» Б. Лавренева (1927) и «Страх» А. Афиногенова (1931) на сцене возникали масштабные и монументально-выразительные в своем лаконизме объемно-пространственные декорации, где строенная перспектива с успехом заменяет
писаную. Акимов был уже известным , признанным мастером, вместе с В. В. Дмитриевым уверенно возглавлявшим ленинградский отряд художников театра. Вслед за тем в спектаклях 1930-х годов тип и.стиль оформления во всех деталях, казалось бы, проверенных, сложившихся и отработанных Акимовым, начинает испытывать сильнейшие тенденции к изменению. Внешнее осовременивание классической драматургии демонстрирует свою бесперспективность. Жесткость объемов и индустриальный геометризм композиций, еще верными признаками новаторства, от спектакля к спектаклю смягчаются; строгий лаконизм, теряя лозунговую остроту, внезапно обнаруживает свою аскетическую природу, а роль цвета непрестанно возрастает - происходит своеобразное цветообогащение сцены. Не удивительно, что эскиз декорации становится теперь обязательным, этапным звеном творческого мышления художника. Так у Акимова находит свое отражение общий процесс углубления социально-изобразительной функции оформления, идущий в советском театрально-декорационном искусстве тридцатых годов; процессу этому, как известно, сопутствовало безоговорочное амнистирование живописи на сцене.
У Акимова, однако, статичная декорация (картина, живописными средствами изображающая точное время и конкретное место сценического действия) так никогда и не вытеснит декорацию объемно-пространственную, выразительные возможности которой живопись лишь дополнит и усилит, а в иных случаях властно объединит ее многочисленные компоненты. О таком подходе свидетельствуют уже первые спектакли «с живописью», в которых художник, теряя в остроте и лаконизме, выигрывал в жизненной достоверности - «Суд» В. Кирпгона (1933) и «Гибель эскадры» А. Корнейчука (1934).
Но к этому времени Акимов уже тяготился ролью простого оформителя или даже штатного художника театра, отстаивая свою независимость, вторгался в режиссерский план и образный строй спектакля в целом, все настойчивее покушаясь на прерогативы постановщика. Убежденный, что секрет целостности спектакля состоит в совмещении функций художника и режиссера, он мечтал о полновластии. Опыты подобного рода в советском искусстве уже были: так создавал свои лучшие спектакли художник и режиссер А. Бенуа, художники С. Эйзенштейн и И. Шлепянов стали режиссерами-постановщиками.
